Лягушачьи лапки для… маршала

Игорь Осадчук:

— Практически все женщины удивляются (или негодуют) по поводу одной странности: мужчины, немного приняв на грудь, начинают вспоминать события своей службы в армии. Женщины в этом разговоре будут уже «по боку». Вот они (женщины) и обижаются. А ведь стоит прислушаться к этим историям. Они могут многое открыть, многое рассказать о внутреннем мире мужчин, об их понимании мира.

Все мы, попавшие в ряды (я не имею в виду «армейскую косточку» — тех, кто поступал в военные училища по призванию), воспринимали это как «вырванные два года из жизни»: ну необходимо эти два года отдать Родине – так нужно! Отдадим, переживем! И постоянно попадали в армии в различные ситуации, не понимая смысла уставов и приказов командования. Многие приказы нам казались неправильными, просто «дебильными» и т.д.

Сейчас, с высоты прожитых лет, я уже понимаю, что все было правильно – покраска травы в зеленый цвет, привязывание листьев к деревьям, «копать отсюда и до обеда» и т.п. Это – не анекдоты, это – было! И это было правильно! Но разговор не об этом. Разговор о невероятнейших историях, которые произошли с теми, кто отдавал свой долг Родине в рядах Вооруженных сил СССР. Приключений было много, и не хватит ни времени, ни бумаги, чтобы все эти приключения описать. Но можно попытаться их классифицировать.

Основная классификация состоит всего из двух пунктов:

События, которые мы пытались моделировать сами (очень весело, но опасно).
События, моделируемые нашими командирами (очень опасно, и весело только в воспоминаниях).

Приведу два примера из личных воспоминаний (ребята, это не байки – так действительно было)

Служил я в авиации (1987 – 1989). Закавказский военный округ, в\ч 13733, г.Миха-Цхакая (сейчас г.Сенаки, Грузия). Никакой военной тайны сейчас это не представляет, хотя в мое время это был один из самых охраняемых объектов – базирование сверхсекретных МИГ-29. Первый год службы (повезло!) я оттрубил клубным работником. Что это значит? – свободный выход в город, перемещение по части после отбоя, очень лояльное отношение «дедов» (я же был еще и почтальоном – попробуйте обидеть почтальона), начальство смотрело сквозь пальцы на некоторые мои выходки…

Итак, пример из первого пункта «события, которые мы пытались моделировать сами (очень весело, но опасно)».

Ночью на ступеньках штаба нашего батальона я приклеил рубль – обыкновенный советский бумажный рубль. При утреннем «вхождении» в штаб Не присутствовал, мне потом рассказывали. Все заметили этот рубль. Но вот что интересно – офицеры младшего состава прошли мимо. А когда начальник штаба нашего батальона, майор, начал восхождение по ступенькам, то он, заметив радужную бумажку, попытался ее оторвать… Куды там!.. Ржали все! Через несколько минут ко мне в клуб прибегает политрук батальона (кто-нибудь помнит, чем отличается политрук от замполита?) Валей Галеевич Сайфулин (замечательный человек, до сих пор его помню и уважаю) и начинает кричать: «Осадчук, сволочь! Ты зачем это все устроил?» Я, естественно, делаю невинные глаза… Его главный аргумент (этим аргументом я до сих пор горжусь): «Ты (мат-перемат), единственный одессит на весь аэродром (мат-перемат), только ты мог придумать такую …(дальше воспроизвести не могу, сами догадаетесь)». Ничего не доказали – я улыбался еще долго.

Второй пункт (невероятно опасный, хотя вспоминаю с… дрожью в душе – и с хохотом).

6 мая 1989 года, 3 часа ночи. Нашу роту поднимают по учебной тревоге. Я на тот момент – заместитель командира взвода. Задача – ликвидировать последствия ядерного удара на рулежной полосе. Поясняю: Грузия, Колхидская низменность, болота, температура 40 по Цельсию (там что ночью, что днем – одинаково), мы в ОЗК (общевойсковой защитный комплект – ред.). И мы еще в противогазах.

Пока мы ликвидировали последствия ядерного удара – рассвело. Никто не приходил с проверкой. Вышло солнышко, стало жарко, стало голодно, стало неуютно. Подождали. Завтрак никто не везет — а должны! Тоскливо!

Приказываю: снять все обмундирование до трусов и отдыхать. Отдыхаем… А есть-то хочется. И время обеда уже. Все смотрят на меня – старший все-таки. Принимаю решение – отправляю рядового по болотам с заданием: набрать армейский котелок лягушачьих лапок. Он не понял, но приказы не обсуждаются – пошел. Отправляю тракториста в расположение за хлебом (не подумайте, что трактор – это то, что вы себе представляете. Трактор на секретном аэродроме – это нечто). Костерчик горит, железный противень греется, лапки лягушачьи жарятся, ждем тракториста с хлебом – такая вот ситуация.

Садится борт (самолет, если кому не понятно). Я говорю: «Ребята, отдыхаем. Вряд ли кто-то будет нас проверять». Через несколько минут у нашей точки останавливаются уазики (не помню сколько, но много). Напоминаю – мы в трусах (кто-то помнит, как выглядят армейские трусы?). Мы все, естественно, попрятались в кусты. Из первого уазика выходит маршал авиации Ефимов (да-да – тот самый, который впоследствии сыграл свою роль в ГКЧП). Состоялся такой диалог:

Ефимов. Кто старший на точке? (а ведь никого в пределах видимости нет – все по кустам).

Ефимов (очень грозно). Кто старший на точке?

Выходит (в трусах) заместитель командира взвода И.И.Осадчук

Осадчук. Здравия желаю, товарищ маршал! Старший – сержант Осадчук (это было сказано скорее обреченно, чем браво). Отделение полностью ликвидировало последствия ядерного взрыва (представляете, как это все говорить, стоя перед маршалом в трусах?)

Ефимов. Чем сейчас занимаетесь, сержант Осадчук?

Осадчук. Обедаем, товарищ маршал.

Ефимов. И что у вас на обед?

Осадчук (обреченно показывает на противень). Вот, товарищ маршал.

Ефимов. Что это?

Осадчук. Это лягушачьи лапки, товарищ маршал.

В глазах маршала Ефимова сквозит полное непонимание ситуации. Далее состоялся обмен взглядами между маршалом и нашим комбатом, между нашим комбатом и мной. Я понял – со мной будет что-то очень плохое. И это плохое действительно со мной произошло (как вспомню, так вздрогну). Но, в итоге, я оказался в Крыму. И я – крымчанин!

Историю записала Ольга Онищенко